Фрески Спаса Нередицы

Церковь Спаса на Нередице возведена в 1198 году. Фрески Спаса Нередицы – ценный памятник русско-византийской монументальной живописи XII века, целостный по своей композиции фресковый цикл, сохранявшийся с незначительными утратами вплоть до Великой Отечественной войны. В ходе боёв 1941 года этот замечательный памятник практически полностью погиб (включая роспись храма). Благодаря сохранившимся описаниям, обмерам, копиям и фотографиям иконографического материала храма восстановительные работы начались уже в 1944 году. До 1947 года под руководством С.Н. Давыдова новгородские научно-реставрационные производственные мастерские провели раскопки и укрепление руин церкви, завершив консервацию и создав проект реставрации памятника. Полностью завершить проект реставрации удалось в 1957 году. Сбором фрагментов фресок и консервацией занималась Л.М. Шуляк, ст. архитектор мастерских. Обмеры руин выполнила архитектор В.Н. Захарова. До 1954 года консервационными работами занимался художник-реставратор Н.В. Перцев. Работой руководил Г.М. Штендер, внесший коррективы в проект Давыдова. Комплексная архитектурная реставрация церкви Спаса Преображения на Нередице завершилась в 2004 году. По решению ЮНЕСКО в 1992 году церковь Спаса на Нередице включена в список всемирного наследия. 

Ниже приведены материалы фотофиксации по изданию Государственного русского музея «Фрески Спаса Нередицы», Ленинград, 1925 г. с сопроводительными статьями Сычева Н.П. и Мясоедова В.К.


Замечательные фрески 1199 г. церкви Спаса-Нередицы близ Новгорода уже давно известны всему культурному миру, как редчайший образец русско-византийской живописи, счастливо сохранившийся до наших дней без поновлений и почти в полном своем составе.

Ни один из памятников монументальной живописи средневекового Востока и Запада не дает с такою полнотою картину художественных форм с их разнообразными стилистическими и техническими уклонами, как нередицкие фрески.

Разбору исторического и художественного значения этого памятника посвящено значительное количество трудов и можно с полной уверенностью сказать, что нет исследования так или иначе касающегося вопросов средневекового искусства Византии, а тем более, — древне-русского искусства, которое в той или другой степени не затрагивало бы нередицких фресок. Вместе с тем, в то время, когда другие, наиболее известные памятники Востока и Запада этой эпохи, значительно менее сохранившиеся, уже изданы с прекрасными снимками, нередицкие фрески до сих пор воспроизводились либо с далеко не точных акварельных копий художника Мартынова, находящихся в Историческом Музее в Москве, либо с акварельных рисунков архитектора Браиловского, также далеко не передающих художественного облика оригинала, а иногда со старых, технически несовершенных фотографий, притом в весьма плохих и незначительных по величине репродукциях. Если по этим воспроизведениям и возможно составить себе некоторое понятие о характере композиций нередицких фресок, то представить себе их как произведение чисто живописного искусства совершенно невозможно. Тем менее возможно полагаться на них при научном анализе художественно-живописных форм, который естественно должен опираться на самое точное воспроизведение исторического документа и его живописной фактуры.

Потребность в исследовании и издании нередицких фресок в точных воспроизведениях назрела уже давно, но особо трудные условия производства работы по исследованию и фотографированию памятника на месте являлись постоянным тормозом в подобного рода начинаниях. Для проведения этих работ в жизнь необходим был человек с высоким научным опытом и несокрушимой энергией. Таким лицом оказался ныне покойный проф. В. К. Мясоедов. Начав в 1909 г. работы по исследованию Нередицы, он несколько лет упорно трудился над разрешением сложных художественно-исторических проблем, связанных с этим памятником, но преждевременная смерть настигла нашего ученого в тот момент, когда он собирался уже подвести итоги своей работы [Некрологи В. К. Мясоедова напечатаны С. А. Жебелевым в Журнале Мин. Нар. Просв., 1916 г., май, стр. 49—50 и Н. П. Сычевым в Отчете Пегрогр. Университета за 1916 г., стр. 37—40 и в журнале „Старые Годы“, янв.—февр., 1916, стр. 111 и сл.]. Собранные им обширные материалы не получили при жизни исследователя окончательной обработки, но среди рукописей покойного нашлась одна, написанная им еще в 1915 г., небольшая по размерам, однако дающая весьма ценную характеристику нашего памятника. Эта рукопись и печатается в настоящем издании.

Стремясь изучить и издать Нередицы с возможной полнотой и тщательностью, В.К. Мясоедов привлек для совместных работ небольшую группу своих сверстников, тогда еще молодых научных сил, среди которых один, ныне являющийся уже автором ряда ценных научных трудов, — Л.А. Мацулевич, прекрасно знакомый с методами научного фотографирования, оказал подготовляемому изданию незаменимую помощь, исполнив большое количество точных фотографических снимков [В работах по исследованию и фотографированию Нередиц, кроме поименованных лиц и пишущего эти строки, принимал также участие Н. Л. Окунев.]. Часть этих снимков была предназначена В.К. Мясоедовым для особой работы, посвященной исследованию художественных стилей нередицких фресок, но смерть ученого разрушила и это начинание. Наступившие затем война и Революция надолго приостановили издание Нередицы.

В 1919 г. Комитет изучения древне-русской живописи Народного Комиссариата по Просвещению, как орган ведавший научным исследованием и изданием художественно-живописного наследия, оставленного нам древнею Русью, включил в план своей издательской деятельности среди других трудов и издание нередицких фресок. По просьбе Комитета Л.А. Мацулевич предоставил для издания необходимые негативы, воспроизведение которых при энергичном содействии ныне покойного М. Н. Январева приняла на себя Государственная Типография имени Ивана Федорова.

Несмотря на тяжелые начальные годы Революции работа по печатанию таблиц быстро пошла вперед и в сравнительно небольшой срок было напечатано 80 фототипических таблиц, из которых 15 с одним, 64 с двойным и 1 с тройным изображением [Спешность работы и особо тяжелые условия, в которых она протекала, к сожалению, явились причиной повторения одного изображения (св. Фоки) дважды — на табл. XXXIII—2 и XXXIV—1 и помещения изображения архидиакона Авива в серии таблиц с изображениями пророков. Местонахождение фигуры арх. Авива в росписи указано на чертеже II — 55.].

Текст к атласу, составленный В.К. Мясоедовым, был получен Комитетом от матери покойного исследователя М.Т. Мясоедовой. Однако работы по изданию текста и дополнительных таблиц не могли быть вполне осуществлены как за недостатком средств, так и в виду того, что Комитет, как самостоятельное учреждение, был ликвидирован. 25 апр. 1922 г. на основании постановления особой Комиссии при Петроградском Управлении Акцентра особым приказом Комитет изучения древне-русской живописи был передан в ведение Русского Музея, а вместе с этим в Русский Музей перешло и начатое издание. Отсутствие необходимых издательских сумм не позволило Русскому Музею немедленно приступить к окончанию издания, и только в настоящее время, благодаря отпуску Совнаркомом специальных ассигнований, представилась возможность довести начатое дело до конца.

Выпуская в свет издание нередицких фресок, необходимо отметить, что оно далеко не полностью исчерпывает состав всей сохранившейся росписи храма. Оно имеет целью дать лишь наиболее интересные в художественном отношении ее части и те разнообразные стилистические и живописно-технические явления (включительно до первоначальных рисунков), которые в ней наблюдаются.

Таблица I. Вид церкви Спаса-Нередицы со Спасской речки
Таблица II. 1. Вид церкви Спаса-Нередицы с северо-востока (после реставрации 1904 г.). 2. Вид церкви Спаса-Нередицы с северо-запада
Таблица III. 1. Купол. Центральная часть композиции Вознесения 2. Купол. Фигура Христа из Вознесения
Таблица IV. 1. Купол. Ангел из Вознесения (С.-В.) 2. Купол. Ангел из Вознесения (С.-З.)
Таблица V. 1. Голова Божией Матери из композиции Вознесения 2. Божия Матерь и ангелы из композиции Вознесения
Таблица VI. 1. Голова ангела из Вознесения 2. Голова ангела из Вознесения
Таблица VII. 1. Апостолы: Лука и Иоанн из композиции Вознесения. 2. Апостолы: Андрей и Филипп из композиции Вознесения
Таблица VIII. 1. Голова ап. Петра из композиции Вознесения 2. Апостолы: Филипп, Варфоломей и Фома из композиции Вознесения
Таблица IX. 1. Пророк Моисей 2. Пророк Давид
Таблица X. 1. Голова пророка Моисея. 2.Голова пророка Исаий
Таблица XI. 1. Пророк Иона 2. Пророк Аарон
Таблица XII. 1. Голова пророка Ионы 2. Голова пророка Аарона
Таблица XIII. 1. Архидиакон Авив 2. Пророк Исайя
Таблица XIV. 1. Свиток пророка Ионы 2. Свиток пророка Исайи
Таблица XV. 1. Евангелист Лука 2. Евангелист Марк
Таблица XVI. 1. Голова св. Луки 2. Голова св. Марка
Таблица XVII. 1. Евангелист Иоанн 2. Евангелист Матфей
Таблица XVIII. 1. Голова св. Иоанна 2. Голова св. Матфея
Таблица XIX. 1. Нерукотворенный образ над западной подпружной аркой 2. Нерукотворенный образ над восточной подпружной аркой
Таблица XX. 1. Иисус Христос – Ветхий деньми 2. Орнамент алтарной арки
Таблица XXI. 1. Роспись алтарной арки 2. Деталь Христос Эммануил
Таблица XXII. 1. Архангел Михаил 2. Архангел Гавриил
Таблица XXIII. Божия Матерь в апсиде
Таблица XXIV. 1. Св. Борис. Алтарная конха 2. Св. Глеб. Алтарная конха
Таблица XXV. 1. Фрагмент фигуры из алтарной композиции 2. Фрагмент фигуры из алтарной композиции
Таблица XXVI. 1. Фрагмент фигуры из алтарной композиции 2. Фрагмент фигуры из алтарной композиции
Таблица XXVII. 1. Голова Христа. Евхаристия 2. Голова Христа. Евхаристия
Таблица XXVIII. 1. Голова ангела. Евхаристия 2. Голова ангела. Евхаристия 
Таблица XXIX. 1. Общий вид алтарной апсиды
Таблица XXX. 1. Голова Василия Великого 2. Голова Николая Чудотворца
Таблица XXXI. 1. Голова Иоанна Златоуста 2. Голова святителя Дометиана
Таблица XXXII. 1. Голова Григория Богослова 2. Голова святителя Власия
Таблица XXXIII. 1. Голова Лазаря 2. Голова Фоки
Таблица XXXIV. 1. Голова Фоки 2. Голова Петра Александрийского
Таблица XXXV. 1. Христос из композиции Деисуса 2. Деталь
Таблица XXXVI. 1. Иоанн Предтеча из композиции Деисуса 2. Святая Марфа из композиции Деисуса
Таблица XXXVII. 1. Иоанн Предтеча из композиции Деисуса (деталь) 2. Пророк Илия (питание вороном)
Таблица XXXVIII. Архангел Гавриил из композиции Благовещения
Таблица XXXIX. 1. Сошествие во ад 2. Воскресение Лазаря
Таблица XL. Сошествие во ад, деталь
Таблица XLI. 1. Иоаким у стад своих 2. Беседа Иоакима и Анны
Таблица XLII. 1. Распятие 2. Снятие со креста
Таблица XLIII. 1. Преподобный Антоний 2. Преподобный Савва
Таблица XLIV. Введение во храм и Сретение
Таблица XLV. 1. Голова Божией Матери – деталь Сретения 2. Голова св. Мартирия
Таблица XLVІ. 1. Мученица Фекла 2. Мученица Пелагея
Таблица XLVII. 1. Остатки композиции в южном коробовом своде 2. Фрагмент композиции Тайной вечери в коробовом своде
Таблица XLVIII. 1. Иоанн Предтеча в темнице 2. Деталь композиции в диаконике
Таблица XLIX. 1. Голова архангела Рафаила  2. Голова архангела Уриила
Таблица L. 1. Три воина 2. Верхняя часть южной стены
Таблица LI. 1. Воин Федор 2. Воин
Таблица LII. Крещение
Таблица LIII. Крещение – деталь
Таблица LIV. Воин
Таблица LV. 1. Мученик Созонтий 2. Св. Мартирий и мученик Созонтий
Таблица LVI. 1. Христос и князь Ярослав Владимирович, строитель храма 2. Надпись – деталь предыдущей композиции
Таблица LVIІ. 1. Мария Египетская 2. Спящие ученики – деталь композиции моления о чаше
Таблица LVIII. Вид на северо-западную часть храма
Таблица LІХ. 1. Заушение Иисуса Христа 2. Предательство Иуды
Таблица LX. 1. Преображение – фрагмент  2. Явление Христа Луке и Клеопе
Таблица LXІ. 1. Иисус Христос деталь явления Христа Луке и Клеопе 2. Преображение – фрагмент
Таблица LXII. 1. Вход в Иерусалим –  фрагменты 2. Несение креста – фрагмент
Таблица LXІІІ. 1. Вид на подпружные арки и юго-восточный парус 2. Беседа Христа с учениками
Таблица LXIV. Архангел Селафиил
Таблица LXV. 1. Жертвоприношение Авраама 2. Троица
Таблица LXVI. Рождество Христово
Таблица LXVІІ. Деисус – деталь страшного суда
Таблица LXVІII. Христос – деталь Деисуса из страшного суда
Таблица LXIX. Апостолы – деталь страшного суда, левая сторона
Таблица LXX. Апостолы – деталь страшного суда, правая сторона
Таблица LXXI. 1. Апостол Лука – деталь страшного суда 2. Голова апостола – деталь страшного суда
Таблица LXXII. 1. Ангел с весами – деталь страшного суда 2. Лик отцов церкви – деталь страшного суда
Таблица LXXІІІ. 1. Трубящие ангелы, воскресающие мертвецы, олицетворение земли – деталь страшного суда, правая сторона 2. Богатый в аду – деталь страшного суда
Таблица LXXVI. 1. Ангел, свивающий небо – деталь страшного суда 2. Сатана – деталь страшного суда
Таблица LXXV. 1. Олицетворение земли – деталь страшного суда 2. Олицетворение моря – деталь страшного суда
Таблица LXXVI. Лоно Авраамово и Пламенное оружие – деталь страшного суда
Таблица LXXVІІ. 1. Маски, изображающие адские муки, богатый в аду – детали страшного суда 2. Лики праведных, идущих в рай – деталь страшного суда
Таблица LXXVIII. 1. Голова апостола Петра – деталь страшного суда 2. Голова апостола Филиппа – деталь страшного суда
Таблица LXXIX. 1. Николай Чудотворец – наружная фреска 2. Преображение – наружная фреска 3. Успение – наружная фреска
Таблица LXXX. Две древние деревянные оконные рамы
Таблица LXXXI. Царские двери

Со времени работ В. К. Мясоедова над изучением нередицких фресок, прошло не мало лет. История бытия нашего памятника пополнилась многими, временами весьма тревожными моментами, в виду чего в настоящем издании не лишним будет вкратце указать на состояние Нередицы в последнее десятилетие и в частности коснуться ее последней реставрации.

Со времени начала русско-германской войны самая местность, где стоит Нередица, — единственный по красоте и историческому значению вид, сам по себе являющийся подлинным памятником былого новгородского размаха и удали, значительно изменилась. В итоге строительных работ по сооружению железной дороги и колоссального моста через Волхов, небольшой холм, на котором построена Нередицкая церковь, спрятался от взоров обозревателя за железнодорожной насыпью. Часть самого холма срыта. Небольшая Спасская речка перерезана насыпью, благодаря чему у холма образовалась заболоченная местность, несомненно вредоносная для нередицких фресок [Дело № 75 за 1916 г. Археологической Комиссии о проведении железнодорожной линии Петроград—Орел (Новгород—Валдай) близ церкви Спаса-Нередицы.].

Ряд наблюдений, произведенных во время Революции над состоянием фресок, явился причиною того, что в программу архитектурно-реставрационных работ, утвержденных в 1920 г. Археологическим Отделом при Петроградском Акцентре, был включен основным пунктом ремонт Нередицкой церкви. Программа эта была еще в 1919 г. выдвинута акад. П.П. Покрышкиным, автором капитального ремонта Нередицкой церкви в 1903—04 гг., и сводилась главным образом к удалению тех вредных последствий, которые начали обнаруживаться на фресках в итоге облицовки церкви цементной штукатуркой и в особенности сказавшихся после заболачивания местности у нередицкого холма. В декабре 1919 г. для осмотра церкви была организована особая экспедиция архитекторов, археологов, геологов и представителей состоящего при Российской Академии Истории Материальной Культуры Института Археологической Технологии, причем в итоге исследования было установлено, что основной причиной порчи фресок была именно цементная облицовка 1904 года, нарушившая естественную вентиляцию храма.

Для окончательного разрешения вопроса из церкви были взяты для исследования в лаборатории Института Археологической Технологии образцы осыпавшихся красок и покрывавших в некоторых местах стены органической слизи и выцветов. Лабораторное исследование с несомненностью установило, что причиною порчи фресок оказались водоросли cyanophyceae и chlorophyceae (сем. chroococcaceae, pleurococcaceae и protococcaceae), обильно заселившие некоторые места стен в виде больших темно-зеленых и черных пятен. Водоросли эти, вместе с вторично развившимися на подготовленной почве грибком aspergillus, penicilium, mucor и др. микроорганизмами, образовали на стенах слизистую пленку, трескавшуюся при отмирании клеток и захватывавшую при своем осыпании краски фресок [См. Доклад Заведывающего петроградскими музеями о деятельности петроградского Отдела музеев по охране памятников искусства и старины и музейному строительству. „Музей“, Петроград, 1923, т. 1, стр. 5, пр. 1; Отчет Председателя Комитета по охране и ремонту монументальных памятников. „Музей“. Петроград, 1924, т. 2, стр. 10; Отчет Н. С. Анерт о ремонтно-реставрационных работах в Новгороде летом 1920 г.; Доклад В. А. Щавинского в Разряде живописной техники и технологии красок. Известия Института Археологической Технологии, вып. II, Ленинград, 1924, стр. 28 сл.]. Результаты исследования потребовали срочного удаления цементной облицовки. Для удаления ее в 1919 г. вокруг церкви были сооружены специальные леса, предназначенные также и для предохранения стен от действия атмосферных осадков. Первоначально обнаженная от цементной облицовки часть южной стены показала, что около 50% всей стены было облицовано новым кирпичом на цементном растворе (1:3). Дальнейшие работы выяснили, что не только все стены и своды церкви были покрыты цементной облицовкой, но и то, что цемент был глубоко внедрен внутрь новых кладок. При рассмотрении вопроса о возможности удаления этих кладок, крепко связанных с древними, местами изветшавшими кладками, решено было во избежание возможных сотрясений, могущих гибельно отразиться на состоянии фресок, новые кладки не удалять, а ограничиться отбивкой по особо установленному способу лишь цементной штукатурки по всему фасаду и тщательной прочисткой швов древней кладки от цемента. Работа, исполнявшаяся мелкими зубилами и небольшими молоточками, потребовала много усилий и времени, так как новая штукатурка оказалась большой толщины и крепости. Во избежание сотрясений штукатурка удалялась не сразу, а в два приема, причем после окончания отбивки производилась прочистка древних швов особыми металлическими щеточками. Одновременно с очисткой стен от цемента шли работы по фотографированию древних кладок, точному их обмеру и зарисовыванию акварелью. В итоге работ по фотографированию и обмерам явились 127 снимков, 14 чертежей со старых и 14 чертежей с новых кладок. Таким образом едва ли не впервые удалось так полно зафиксировать великолепный образец древней кладки великокняжеского периода и ее позднейших деформаций.

После удаления цементной облицовки и нового зубчатого карниза были произведены пробы известковой обмазки из раствора приготовленного по указаниям Института Археологической Технологии и, по установлении технического приема производства обмазки, ею были покрыты все стены церкви. Особый парапет, воздвигнутый в 1903—1904 гг. над средним алтарным полукружием, был оставлен в неприкосновенности, так как удаление его могло гибельно отозваться на состоянии алтарных фресок в конце апсиды, уже с давних пор значительно отставших от кладки. Кроме перечисленных работ, которые, несмотря на всю напряженность при их проведении, потребовали два строительных сезона, в Нередицах были исправлены оконные рамы, причем переплеты их сделаны по образцу древних, сохранившихся в церкви рам, а для удобства наблюдения за фресками установлены постоянные леса. Кроме того, во избежание давления полового настила хор на ниже лежащие фрески, были сооружены особые подпоры хор.

Со времени произведенного ремонта прошло уже пять лет. Наблюдение за состоянием памятника показывает, что ремонт был произведен своевременно. Сырость в церкви уменьшилась, а вместе с тем уменьшились и те заболевания, которые столь ярко наблюдались до 1919 г. и в особенности сказались на состоянии фресок в барабане храма. Однако, как показывают наблюдения последнего времени, новый ремонт не избавил окончательно Нередицы от сырости. Основная причина, содействующая ее устойчивости, — изменение общих условий бытия памятника после работ по проведению железнодорожной насыпи, не устранена, и знаменитые фрески, просуществовавшие свыше семисот лет, медленно, но неуклонно продолжают свой путь в вечность, постепенно теряя былую силу своих красок. Тем острее делается необходимость организованной научной их охраны и тем ценнее является фиксация их в таких точных фотографических снимках, которые были получены в результате работ В. К. Мясоедова.

В настоящем издании представилась возможность дополнить общее количество этих снимков еще одним, дающим общий вид росписи алтарной апсиды, исполненным по весьма редкому негативу (табл. XXIX). Принимая во внимание то значение, которое имеет для научного анализа расположение композиций в общей системе росписи, к изданию присоединен ряд разрезов с указанием на них особой нумерацией сюжетов росписи, а также перечень всех изображений и указатель общей литературы, относящейся к Нередицкой церкви.

Разрезы и указатели составлены Научной Сотрудницей Русского Музея Л. А. Дурново. Значительное содействие акад. С. Ф. Платонова и Л. А. Мацулевича при осуществлении настоящего издания должно быть особо отмечено.

Н. Сычев

Спас-Нередицы (В.К. Мясоедов)

В истории русского искусства, с первых же страниц ее, намечаются два основных художественных центра — Киев и Новгород, которые, при всем их общем сходстве, представляют между собой существенные различия.

Киев, будучи всего более доступным южному влиянию и восточному, обнаруживает в своих памятниках близкое родство не только с Константинополем, но и с Малой Азией через Херсонес, и с Кавказом.

Новгород питается темп же художественными течениями (не непосредственно, а через Киев), но, вместе с тем, уже с первых своих шагов проявляет сильнейшее тяготение к Западу.

Так, самый древний его памятник, Софийский собор, заложенный в 1045 г. и через пять лет освященный, являясь по своей общей конструкции обычным византийским многокупольным храмом, отличается целым рядом чисто-западных особенностей. Его фасады разделаны, подобно фасадам романских церквей, плоскими пилястрами. Боковые помещения восточного нефа у него имеют полукоробовые своды, обычные в боковых нефах романских базилик во Франции. В боковых же помещениях следующего за трансептом нефа применено любопытное двухскатное покрытие, встречаемое, но как величайшая редкость, у некоторых храмов в Пуату. В довершение всего, западный портал собора украшен знаменитыми дверями немецкой работы.

Но, что представляло собой искусство Новгорода в его древнейший период, сколь сильны были в нем те, или иные течения, может быть всего полнее показано на разборе Спасо-Нередицкой церкви, построенной князем Ярославом Владимировичем в 1198 г. и в следующем году расписанной. Своей поразительной сохранностью она превосходит все остальные русские храмы, дошедшие до нас от домонгольской эпохи.

По архитектуре она принадлежит к типичным малым однокупольным четырехстолпным византийским храмам начала второго тысячелетия, вовсе неизвестным в Константинополе, по распространенным особенно в Малой Азии, а также в Пелопонесе, в Южной Италии, на Кавказе и у нас на Руси. Следуя обычной конструкции этого рода храмов, она обнаруживает в разделке фасадов так же, как св. София и другие древнейшие церкви Новгорода, романские черты. Ее стены оживлены плоскими пилястрами с полуциркульными арками, а барабан увенчан арочным пояском. Что же касается технических приемов Нередицкой церкви, то они указывают на иные влияния. Большинство ее сводов, арок и перемычек имеют ясно выраженную, так называемую „персидскую“ форму. Немного повыше пят они слегка расширяются и до известной степени образуют в разрезе подковообразное очертание. Это важное обстоятельство свидетельствует о том, что свод и арки Нередицкой церкви выкладывались не на весу, как это делали в Византии, а с помощью кружал, что обычно и искони практиковалось на Востоке.

Таковы течения, которые отразились на архитектуре Нередицкой церкви.

Если обратиться теперь к ее росписи, то разнообразные влияния, вскрываемые последнею, оказываются еще более поразительными.

Нередицкая церковь сплошь расписана фресками, сверху до низу. Этим она коренным образом отличается от собственно-византийских храмов. Там священные изображения, исполненные обычно мозаикой, занимают лишь купола, арки, своды и люнеты, тогда как стены целиком облицовываются мрамором. В Нередицах подражанием мраморной облицовке занят лишь один нижний пояс, в остальных же поясах расположены священные изображения. Благодаря такой системе, применяемой во всех древних русских храмах, с Киевской Софией во главе, в храмах Малой Азии и Сицилии, получается возможность значительно расширить иконографический материал против византийских мозаик XI в. (св. Луки в Фокиде, монастырей Дафни и Хиосского и др.). Благодаря этой системе Нередицкая церковь отличается значительным богатством содержания, обширностью циклов и большим количеством единоличных изображений.

Расположение сюжетов Нередицкой церкви следует обычной схеме, установившейся к XI ст., и в общем очень напоминает расположение сюжетов в Киевской Софии.

В ее куполе помещен также Иисус Христос, окруженный ангелами и апостолами, в парусах евангелисты, на арках Севастийские мученики. В алтарной апсиде представлена Богородица-Оранта, евхаристия и святители, а в боковых апсидах — житийные циклы. Остальная часть храма занята событиями из Священного писания. Новозаветные сцены сосредоточены по преимуществу в трансепте, ветхозаветные же отнесены в западный неф. Вместе с композициями помещены ряды святых, ближе к алтарю — преподобные, мученики и свв. воины, дальше от алтаря — свв. жены. Тут же, в западном нефе, изображен основатель церкви с ее моделью в руках, которую он подносит Иисусу Христу, а на западной стене помещена огромная композиция Страшный Суд хотя и опущенная в св. Софии Киевской, но известная в других древних русских храмах, как-то в церкви св. Георгия в Ст. Ладоге и в Дмитриевском Соборе во Владимире.

Эта общая схема расположения сюжетов осложняется в Нередицах целым рядом дополнений, из коих некоторые представляют собой очень далекие переживания.

Так, обычная с X века купольная композиция с погрудным изображением Христа Вседержителя, окруженного архангелами и пророками, здесь заменена ее прототипом, композицией Вознесения, известной в древнейших купольных росписях, в мозаиках храмов св. Софии и свв. Апостолов в Константинополе, св. Софии в Солуни, а также в соборе св. Марка в Венеции. Любопытно, что это древнее предание оживает в росписях Малоазийских храмов в XII в. и на Кавказе, например, в церкви св. Григория Просветителя в Ани, начала XIII ст., а также и у нас на Руси, где, кроме Нередиц, Вознесение в куполе представлено в двух других храмах Новгородской области XII в. — Спасо-Мирожском монастыре во Пскове и в Георгиевской церкви в Ладоге.

Далее, конха алтарной апсиды, где обычно изображается одна Богородица-Оранта, лишь иногда сопровождаемая двумя ангелами, здесь занята длинной процессией святых и святых жен, подходящих с обеих сторон к Богородице. Подобные процессии святых в апсиде, вовсе неизвестные на Востоке, могут быть указаны лишь в римских мозаиках раннего средневековья, где в таких случаях было принято изображать и донаторов и местных святых. В Нередицах воскресает именно эта далекая традиция. Дело в том, что во главе процессии, по сторонам Богородицы, стоят местные святые, первые русские мученики, Борис и Глеб.

Наконец, в той же алтарной апсиде, внизу, мы видим сцену питания пророка Ильи вороном, которую гораздо естественнее было бы встретить не в алтаре, а в западном нефе среди прочих ветхозаветных событий.

Однако, этот сюжет здесь введен в роспись алтаря, по-видимому, как прообраз евхаристии, подобно тому, как в равеннских мозаиках было принято украшать алтарь ветхозаветными же прообразами, вроде жертвоприношения Исаака, гостеприимства Авраама, жертвоприношения Авеля и Мельхиседека. Таким образом и в факте помещения композиции питания Ильи в алтаре следует видеть очень отдаленное предание.

К числу любопытнейших архаизмов Нередицкой церкви я должен отнести и ее житийный цикл Иоакима и Анны, помещенный в жертвеннике. Он не имеет ничего общего с известными миниатюрами Гомилий Иакова Коккиновафского, а следует древнейшей протоевангельской версии, воспроизведенной на колоннах кивория собора св. Марка в Венеции, памятнике сирийского происхождения, по-видимому VI века. Любопытно, что эта же редакция представлена и в Мирожской росписи.

Рядом с этими, очень далекими переживаниями, в Нередицкой церкви наблюдаются не менее любопытные новшества, которые появляются с XII в. и затем делаются уже обычными.

К числу таких новшеств нужно отнести, прежде всего, присоединение к св. Убрусу, известному в росписях М. Азии и Кавказа и на рельефе Юрьева Польского, второго нерукотворенного образа св. Чрепия, т. е. отпечатка убруса на черепице. Эти оба образа представлены впервые, как в Нередицах. т. е. один против другого, во лбу подпружных арок, в Мирожском монастыре. На этих же местах они пишутся и позднее.

Далее следует отмстить, что в Передние Богородица-Оранта в апсиде представлена уже с медальоном младенца Эммануила на груди, как в мозаиках Вифлеемской базилики, исполненных в 1169 г. и во многих росписях XIV—XV ст. 

Здесь же, в Нередицах, мы встречаем древнейшее изображение Ильи, питаемого вороном, — композиции, обычной в храмах Сербии XIV в. и особенно на Афоне, в его многочисленных трапезах.

Обращает на себя внимание также и то обстоятельство, что в нередицкий Страшный Суд введена фигура олицетворения земли, отдающей мертвецов, неизвестная в более ранних византийских памятниках, но затем делающаяся вполне обычной и повторяемой, например, уже в начале XIII в. в притворе церкви св. Григория Просветителя в Ани.

Наконец, как на наиболее важное для русских древностей нововведение следует указать на фигуры свв. Бориса и Глеба. Это древнейший дошедший до нас образец их изображений в храмовой росписи (табл. XXIV).

Чтобы закончить указание важнейших уклонений от обычной схемы, наблюдаемых в Нередицах, мне остается отметить только несколько редчайших мотивов нашей росписи.

Прежде всего, это — обилие изображений ангелов. Кроме Михаила и Гавриила, написанных по обычаю на восточном своде, мы видим в каждом люнете, северном, южном и западном, вместо отдельных сложных композиций, по колоссальной поясной фигуре архангелов — Рафаила, Уриила и Селафиила. Мало того, в люнете восточной стены жертвенника помещена фигура херувима, а в нижнем поясе диаконика — изображение шестикрылого серафима в медальоне. Подобное обилие ангелов, необычное в других памятниках, мне известно только в некоторых росписях М. Азии, где оно может быть объяснено местным высоким почитанием сил небесных, особенно же архистратига Михаила.

К таким же редким чертам Нередицкой росписи нужно отнести и образ „И. X. ветхого деньми“, помещенного в замке восточного свода. Это любопытное изображение, создавшееся по тексту пророка Даниила может быть указано в одной из росписей Каппадокии, а также в росписи крипты св. Власия близ Бриндизи, имеющей, подобно другим южно-итальянским криптам, много общего с памятниками Малой Азии.

Не меньший интерес представляет собой и композиция коихи жертвенника с изображением известной сирийской легенды о молении св. Алексия Человека Божия нерукотворенному образу Богородицы в Эдессе,— являющаяся редчайшим сюжетом.

К числу таких же редкостей приходится отнести и любопытную сцену, входящую в состав сложной композиции Страшного Суда и помещенную на северной стене, под изображением адских мучений. Здесь представлен богач, сидящий в огне, а перед ним сатана с сосудом в руках. Эта сцена, как выясняется из надписи, стоит в связи с помещенной напротив, на южной стене, фигурой Авраама с душою Лазаря в лоне. Богач показывая себе на язык, взывает к Аврааму:  «ѻ҆́тче а҆враа́ме, поми́лѹй мѧ̀, и҆ послѝ ла́зарѧ, да ѡ҆мо́читъ коне́цъ пе́рста своегѡ̀ въ водѣ̀ и҆ ѹ҆стѹди́тъ ѧ҆зы́къ мо́й: ѩ҆́кѡ стра́ждѹ во пла́мени се́мъ» («отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сём» (Евангелие от Луки 16:24, Синодальный перевод), на что сатана подносит ему сосуд с огнем и говорит: дроуже богатый испей горящаго пламени.

Таков смысл этой любопытной композиции. На Востоке она неизвестна. Там богач помещается обычно в общей массе грешников, в огненной реке, и всегда может быть замечен по своей характерной позе. Единственную и довольно близкую аналогию нередицкой фреске я могу указать на одном западном памятнике XI ст., а именно, на кресте Королевского Музея в Копенгагене, принадлежавшем принцессе Гунхильде, дочери короля Свенда Эстридсена и племяннице Канута Великого. На этом кресте изображена сокращенная композиция Страшного Суда: посредине Христос Судия, направо от него праведники, налево грешники. Вверху креста представлен Авраам с Лазарем в лоне, внизу — перед столбом пламени богач с сатаной. Он изображен с тем же жестом, но сатана не стоит перед ним, а держит его сзади, обхватив обеими руками за живот. Надпись, поясняющая связь между обеими последними композициями, та же, что и в Нередицах, и содержит ту же просьбу к Аврааму: Pater Habraham, miserere mei, mitte Lazarum, ut tinguat extremum digiti sni in aquam, tit refrigeret.

Но совершенно исключительный интерес представляет собой деисус, помещенный в нижнем поясе алтарной апсиды. Посредине, в нише, т. е. над горним местом для епископа, изображен Иисус Христос, стоящий на красном подножии, со свернутым свитком в левой руке и с благословляющей правой. Налево от него помещен Иоанн Предтеча, направо Богородица, оба в медальонах. Акад. Η.П. Кондаков указывал на этот деисус, как на один из примеров наблюдаемых, но его мнению, в Нередицах архаизмов. Дело в том, что у изображения Богородицы, вместо обычного сокращения ΜΡ — θѴ, μητηρ-θεο написано аviа мароа, в чем Кондаков видит попытку живописца осмыслить непонятную ему надпись άγια Μαρία, бывшую по-видимому на шаблоне, с которого он писал, и считает эту композицию за повторение очень древнего оригинала, восходящего к той поре, когда наименование Богородицы св. Марией не было еще забыто.

Как бы там ни было, но этот деисус мне представляется более интересным, прямо исключительным, в другом отношении. Его Христос единственный в своем роде. Он юный с небольшими усами и небольшой бородой, и с очень короткими волосами. Правда, таким мы его знаем на некоторых миниатюрах сирийского Евангелия Рабулы 586 г., но здесь, в Нередицах он имеет еще одну важную особенность — на его голове прострижено гуменцо, обязательное для всех священнослужителей диаконского, иерейского и епископского сана, и наблюдаемое у многих святых той же нередицкой росписи. Другого подобного изображения Христа с гуменцом я указать не могу [В последнее время точно установлено, что в Киево-Софийском соборе на подкупольной восточной арке находится мозаичное изображение Христа такого же типа. См. доклад Д.В. Айналова в Росс. Академии Истории Материальной Культуры 21-го ноября 1923 г. (Н. С.).]. Пока это для меня unicum, являющийся весьма загадочным, но не необъяснимым (табл. XXXV).

Мне кажется возможным истолковать это изображение легендой об иерействе Христа, известной уже в VIII веке и впервые подробно изложенной у Свиды. По словам этой легенды, Иисус был выбран в число 22 священников Иерусалимского храма за мудрость, чистоту и добродетели и несмотря на то, что был еще очень молод. Ведь и на фреске он представлен именно молодым.

С другой стороны, нахождение Иисуса Христа на горнем месте дает основание видеть в этом изображении прототип его образа в качестве Великого Архиерея по чину Мельхиседекову, еще не облаченного в святительские регалии — саккос, омофор и митру, как на памятниках с XIV ст.

Роспись Нередицкой церкви, столь важная, как мы могли убедиться, по своему иконографическому значению, и обнаруживающая поразительные параллели к самым разнообразным памятникам, дает обширное иоле для наблюдений над ее техникой, стилем и пошибами. Для выяснения тех художественных течений, которые имели влияние на наш памятник, и которые, как я надеюсь, уже до известной степени наметились из моего изложения, будет достаточно остановиться лишь на нескольких главнейших пошибах.

В нередицкой росписи я насчитываю около десяти пошибов или манер письма, представляющих между собой поразительное разнообразие.

Некоторые из них выделяются крайней архаичностью. Так, один из них, характерный очень широкой и смелой манерой, и резкими светами, переходящими в глубокие тени, напоминает технику некоторых энкавстических икон IX — X ст., уцелевших в монастыре св. Екатерины на Синае. Другой пошиб примечателен своей поразительной лепкой и приближается к манере мозаики апсиды св. Софии Солунской.

Далее следует указать три пошиба, которые можно признать типичными для XII в. Один из них очень утонченный и строгий и замечательно нежный по колориту, но слишком зализанный, может быть поставлен наряду с наиболее шикарной Константинопольской манерой того времени; другой имеет ближайшую аналогию во фресках Ст. Ладоги; наконец, третий — выказывает близкое родство с пошибом, наблюдаемым в росписи притвора церкви св. Григория в Ани.

Сюда же относится довольно грубая, плоская манера, с резкими бликами, напоминающая манеру сирийского евангелия только что приобретенного Парижской Нац. библиотекой и отнесенного Омоном к XIII ст.

Наконец, остается отметить еще два пошиба. Один из них отличается очень странной не византийской драпировкой складок и плоскими, почти сплошь забеленными лицами и напоминает некоторые романские фрески Бриксена, а особенно те фрески, которые были недавно открыты в церкви S. Croce di Gerusalemme в Риме. Другой пошиб, очень грубый и неискусный, имеет большие точки соприкосновения с росписью капеллы Quattro Coronati в том же Риме.

Здесь же будет кстати отметить, что в романских же формах выдержана, как мне кажется, и большая часть орнаментики Нередицкой церкви, хотя многое в ней еще чисто византийское.

Подводя итоги всему сказанному, нетрудно заключить, что искусство на почве Новгорода, насколько это позволяет судить Нередицкая церковь, представляло собой в XII в. весьма сложное явление.

Обращает на себя внимание прежде всего то обстоятельство, что, отыскивая параллели к той или иной особенности росписи храма, мы почти ничего не находим на почве собственно-византийской. С одной стороны, приходилось указывать на далекие традиции Сирии, а еще больше на традиции М. Азии, которые проникали в Новгород либо через Киев, либо минуя его, через Кавказ и Владимиро-Суздальскую область, где восточные течения, особенно же кавказские, были в конце XII в. весьма сильны. С другой стороны, я должен был отметить сильнейшие влияния Запада, которые отразились не только на архитектуре, как в Софийском соборе, но и на иконографии, стиле и орнаменте.

Оба эти основные течения, наблюдаемые в Нередицкой церкви, восточное — кавказское и западное могут быть объяснены современными историческими условиями.

Основатель Нередицкой церкви, Ярослав Владимирович, был посажен в Новгороде великим князем Всеволодом „Большим Гнездом“. Ярослав приходился ему свояком, т. е. был женат на родной сестре жены Всеволода, княгини Марии, про которую известно, что она была „ясыня“, т. е. уроженка северного Кавказа. Любопытно, что главное сооружение Всеволода — Дмитриевский собор во Владимире — обнаруживает своими рельефами, как мне кажется, наибольшее родство с Кавказом. И не в силу ли этих родственных связей основателя Нередицкой церкви с Кавказом в ее диаконике представлена св. Рипсимия, хотя и рано вошедшая в общие святцы восточной церкви, но почитаемая особенно на Кавказе.

Не тем ли нужно также объяснить и все западные течения, наблюдаемые в Нередицах, — что к концу XII в. сношения Новгорода с Ганзой особенно окрепли, и что сам основатель Нередицкой церкви, князь Ярослав пишет в 1199 г. первый известный нам договор с немцами. Как тесны были тогда культурные связи Новгорода с Западом, подтверждается и тем, что, как оказывается, не были исключены и обратные художественные течения, с Востока. Я имею в виду те любопытнейшие фрагменты росписи, какие недавно были обнаружены в приходе Гарда на Готланде и изданы проф. Арне на страницах „Fornvännen“). Сходство этих фрагментов с росписью Нередиц и Ст. Ладоги, поразительно.

Отметив разнообразные течения, какие слились в одно целое в Нередицкой церкви, я отнюдь не представляю себе дело ее создания в том виде, будто над ней работали мастера и художники разных национальностей, призванные чуть ли не со всего тогдашнего мира.

Исследуя нередицкую роспись, я мог убедиться, что во время ее исполнения мастера не делились по специальностям, как это несомненно вошло уже в обычай с XIV ст. Каждый из них писал и лики, и одежды, и околичности, а также и надписи. Любопытно, что манера данной фрески всегда находится в полном соответствии с манерой ее надписи. Если живопись исполнена строго, то строго выписана и надпись и наоборот. Надписи Нередицкой церкви, за исключением одной испорченной греческой надписи на свитке Иоанна Крестителя сплошь русские; мало того, их язык обнаруживает обычные черты Новгородских текстов с их типичной меной ц и ч и другими характерными особенностями. Вот почему мне кажется небезосновательным видеть в Нередицкой церкви, особенно в ее росписи, произведение местное, чисто-новгородское, хотя и таящее в себе в высшей степени разнообразные, подчас очень далекие переживания и художественные течения.

Добавить комментарий

CAPTCHA
Этот вопрос задается для предотвращения попыток автоматической регистрации