Архитектура времени Меровингов

Глава «Архитектура времени Меровингов», «Всеобщая история архитектуры. Том 4. Архитектура Западной Европы. Средние века». Автор: Саркисиан Г.А.; под редакцией Губера А.А. (ответственный редактор), Колли Н.Д., Максимова П.Н., Маца И.Л., Нельговского Ю.А., Саркисиана Г.А. Москва, Стройиздат, 1966


В конце V в. один из вождей германского племени франков, современник Теодориха — Хлодвиг (481—511 гг.) захватил территорию Галлии, и древнейшая из римских провинций превратилась в одно из варварских королевств. Уже при первых преемниках Хлодвига (Меровингах) государство франков включало, помимо Австразии и Нейстрии, также Аквитанию и Бургундию, т. е. практически всю территорию нынешней Франции, а также Бельгии и Нидерландов.

В отличие от других государственных образований той эпохи, неустойчивых и недолговечных, королевству, основанному франками, суждено было не только стать колыбелью западноевропейского феодализма, но и оставаться его средоточием на протяжении всего средневековья.

Феодализации Галлии и слиянию местного населения с франками особенно благоприятствовало крещение Хлодвига (496 г.), принятое им, а за ним и всеми франками, в отличие от других германцев, не по «еретическому» арианскому, а по католическому обряду. Это обеспечило завоевателю могущественную поддержку официальной церкви в лице многочисленного и влиятельного епископата Галлии. Поддержка со стороны епископов была франкам тем более ценна, что завоеватели избрали именно города местом своего пребывания.

Несмотря на то, что упадок городов, вызванный задолго до прихода франков общим кризисом рабовладельческой системы, низвел эти некогда процветавшие очаги римской цивилизации до уровня изолированных поселений, тяготевших к своей сельскохозяйственной округе, многие из них продолжали оставаться прибежищем угасавшей культурной традиции Рима. Даже к северу от Луары — в Суассоне, Орлеане, Париже, Руане и Реймсе, а также в Майнце, Трире и других пунктах вдоль бывшей восточной границы Римской империи, несмотря на сокращение ремесла и торговли, воспоминания об античности еще были свежи. Но не в городах родилась и окрепла культура раннего средневековья.

Упадок древних городов прежде всего выразился в убыли городского населения, в резком уменьшении площади их застройки. Вскоре по меньшей мере половина территории таких крупных городов, как Майнц, оказалась засеянной. В Трире трасса городской стены прорезала римское кладбище. Политическая неустойчивость и периодические набеги германцев уже в конце III в. вызвали необходимость укрепления городских поселений стенами, периметр которых, однако, как правило, заключал в себе лишь часть прежней территории города. Весь раннесредневековый Арль поместился в древнеримском амфитеатре, стены которого и превратились в городские стены. Только в таких условиях и могло возникнуть положение, согласно которому единственная церковь должна была вмещать все население своего города. 

Отсутствие средств и материалов тем более лимитировало протяжённость городских стен. Городские укрепления IV—V вв. — это стены, наспех возведённые из частей разрушавшихся построек (Париж, Отен и многие другие города Галлии). Грубая техника кладки крепостных стен, чаще всего из случайного материала (обломков римского кирпича, валунов и гальки), связанного раствором, в дальнейшем стала применяться и при сооружении зданий, стены которых, как правило, возводились в бутобетонной технике, с применением облицовки из сравнительно мелкого камня. Толстые и выпуклые швы, указывающие на трамбовку заполнения, заставляют предполагать применение опалубки. Только столетия спустя, уже при Каролингах, стали, по римской традиции, перемежать иррегулярную кладку связывающими ее регулярными рядами кирпича.

Все, что строилось в камне при Хлодвиге и его непосредственных преемниках, было обязано своим появлением если не инициативе, то руководству епископов. В IV—VI вв. в числе епископов Галлии часто оказывались выходцы с Востока. Благодаря иудейским и сирийским купцам, рано обосновавшимся в городах южной Галлии, христианство появилось там еще во II в. Издавна существовавшие восточные связи обеспечили раннее проникновение в Галлию не только драгоценных товаров Леванта — тканей, оружия, пряностей, но и тех восточных легенд, которые в сочетании с местной традицией легли в основу предания галльского христианства. Именно в это время кладбища Прованса заполнялись воображаемыми останками таких евангельских персонажей, как Лазарь или Мария Магдалина. Наряду с пересказом подвижничеств восточных святых в городах южной Галлии распространился культ мощей и реликвий, причем погоня за этими чудотворными предметами в суеверном и экзальтированном обществе быстро превратилась в страсть. Обернутые в роскошные ткани мощи в несметном количестве стали доставляться в Галлию с Востока предприимчивыми купцами и паломниками. [Как показывает недавно обнаруженный «Путеводитель пилигрима из Бордо» (333 г.), паломничества в Палестину вошли в практику галльских христиан вскоре после легализации христианства, а может быть и раньше.]

В IV—VI вв. ещё не существовало дисциплинированной Римом католической иерархии, и в Галлии свободно слагалась собственная церковь, со своеобразной обрядностью и преданием, проникнутым одновременно образами восточного мифотворчества и сказаниями кельтской старины.

Интенсивная христианизация Галлии коснулась, однако, только её многочисленных городов: сельское население, как правило, оставалось языческим, сочетая друидизм своих предков с римской мифологией. В надежде на лучший урожай статую Кибелы ещё в V в. возили под покрывалом по полям и виноградникам Бургундии. Впоследствии такие вырезанные из дерева фигуры женщины с младенцем не раз обнаруживались пастухами или дровосеками и почитались в церквах средневековой Франции как чудотворные образы богоматери.

Понадобились столетия для полной христианизации галльской деревни, достигнутой не без уступок верованиям прошлого. На особо чтимых деревьях стали навешивать благочестивые изображения, в глубине священных лесов воздвигать часовни. Так старые боги либо сливались с новыми святынями, либо, оказавшись вне закона, удалялись в дикое уединение гор и ущелий.

Самый характер позднеантичного сельского хозяйства, которое велось в сравнительно изолированных виллах и усадьбах, исключал концентрацию населения в деревнях и не благоприятствовал строительству сельских церквей. Что касается монастырей, то вплоть до учреждения бенедиктинского ордена они находились под влиянием восточного монашества и, отдаваясь созерцательному благочестию пустынножительства, являлись не более как замкнутыми в себе очагами новой веры. Чаще всего небольшие скопления хижин и полуземлянок, теснившихся вокруг деревянной церкви, они в то беспокойное время легко становились жертвой огня. Даже целый ряд больших монастырей, основанных в самом конце VI в. ирландским миссионером Колумбаном и напоминавших восточные, не оставил следа в истории архитектуры христианской Галлии.

Архитектура эта возникла в городах, причём ещё до прихода франков.

Церковь Сен Пьер во Вьенне — вероятно, древнейшее из сохранившихся сооружений того времени. Это была перекрытая деревом трёхнефная базилика с одной апсидой и без трансепта, построенная в первой половине V в. Не раз страдавшая от арабов, она была в X в. перестроена, причем колонны были заменены прямоугольными в плане опорами. Сохранились первоначальные стены, а также колонки, обрамляющие окна изнутри.

Хотя фундаменты церкви в Бертран-де-Комменж (северные отроги Пиренеев), возможно, и принадлежат первоначальному зданию, разрушенному вандалами и датируемому первой половиной IV в., но наземные части, отрытые в 1927 г., относятся, видимо, к сооружению, построенному на том же месте и также разрушенному (585 г.).

Предполагается, что и апсида церкви Сен Пьер во Вьенне была первоначально также фланкирована пристройками по типу сиро-египетских церквей, распространенных в Северной Африке.

Венаск. Баптистерий, VI—VII вв. Пуатье. Баптистерий, конец VII в.
Пуатье. Баптистерий, конец VII в.
1. Венаск. Баптистерий, VI—VII вв. 2. Пуатье. Баптистерий, конец VII в.

Дошедшие до нас памятники Галлии V—VI вв. — это в основном баптистерии и крипты. Три провансальских баптистерия — в Эксе, Фрежюсе и Риэ — мало чем отличаются от ранних крещален Италии. Здесь также использованы античные колонны. Старейший из них — в Эксе (Vв.). Относящийся к VI—VII вв., хотя и несколько перестроенный, баптистерий в Венаске представляет собой, однако, уже любопытное отклонение от общепринятого типа (рис. 1). Возможно, что это прямоугольное в плане сооружение, в интерьере снабженное апсидой с каждой стороны, было, по восточной традиции, изначально перекрыто сводом, хотя самое выполнение конструкций и декора (рисунок капителей) свидетельствует о прогрессирующем упадке строительного искусства.

Ещё менее типичен хорошо сохранившийся баптистерий в Пуатье (рис. 2). В противоположность только что описанному, этот памятник, обычно датируемый концом VII в., обнаруживает высокое качество кладки и богатство тектонического декора. Наряду с Суассоном и Парижем, Пуатье был едва ли не важнейшим центром Галлии в конце периода Меровингов. Здание с многогранной апсидой, внутри закругленной и приподнятой над общим уровнем пола, состоит из двух помещений, по площади примерно равных: притвора и собственно крещальни, боковые стены которой изнутри расчленены прямоугольными нишами. Особенность памятника составляет его богатое убранство. Снаружи в облицовку вмонтированы керамические диски.

Страсть к декоративному обогащению сооружений, выполненных, как правило, на весьма низком техническом уровне, особенно заметна в так называемом «ипогее Мельбода» в Пуатье. Оштукатуренные стены этого памятника были процарапаны и ярко раскрашены, в то время как каменные, чисто конструктивные детали (ступени, стволы и капители колонн) оказались украшенными разноцветными кусочками смальты. 

Мраморные капители VI—VII вв. отличаются сложной и красивой резьбой. В Нантском музее хранятся кирпичи этого периода со штампованным орнаментом. При раскопках на участке упоминавшейся базилики в Бертран-де-Комменж обнаружены терракотовые барельефы VI в., которые на растворе вмонтированы в облицовку стен. Варвары принесли с собой свое представление о прекрасном в архитектуре, далёкое от понимания его тектонической обусловленности. Поэтому композиционная и конструктивная характеристика того, что осталось от архитектуры Меровингов, совершенно не соответствует восторженным описаниям современников. Германцы долго сохраняли свою традиционную неприязнь к гладким поверхностям и пристрастие к ярким краскам и драгоценностям, к геометрическому и зооморфному орнаменту, к искусству, корни которого некоторые исследователи ищут в глубинах Азии. Оно далеко от каменной архитектуры.

«Великолепие» меровингских церквей достигалось не средствами строительного искусства, а украшением голых и грубых интерьеров пестрой росписью, драгоценными тканями Востока, позолотой, художественно выполненной церковной утварью. Нередко даже окна прикрывались тканями. Существует мнение, будто первые цветные витражи — результат переноса на остекление окон декоративного рисунка тканей, которыми первоначально занавешивались проёмы меровингских церквей.

Деревянное перекрытие было правилом даже для небольших каменных сооружений. Существует, однако, несколько крипт VII—VIII вв., перекрытых сводами.

Сравнительно обширная крипта Сен Лоран (св. Лаврентия) в Гренобле была изначально перекрыта цилиндрическим сводом, как предполагают — первым к северу от Альп после античности (из числа сохранившихся). Наросший культурный слой превратил в крипту этот в прошлом наземный склеп с планом в форме трилистника и несколько выступающим нефом, также снабжённым полукруглой экседрой. Характер каменных капителей выдает упадок скульптуры, которая еще недавно процветала на Юге, судя по мраморным капителям второй, более ранней крипты (св. Эбрагезиля) при основанном до 628 г. женском монастыре в Жуарре. Своды в этой крипте, видимо, были сооружены несколько позднее; первоначально здесь было деревянное перекрытие, которое покоилось на колоннах, снабжённых красивыми мраморными капителями коринфского типа.

Хотя строители времени Меровингов продолжали широко применять фрагменты и детали античных построек, сравнительно небольшой запас таких деталей истощался в Галлии, естественно, быстрее, чем в Италии. Ныне установлено, что в отрогах Пиренеев в VII в. ещё существовали мастерские, изготовлявшие из местного мрамора капители и другие детали, по рисунку приближавшиеся к античным образцам. Изделия пиренейских резчиков применялись в Галлии вплоть до VIII в., когда повторные набеги арабов парализовали деятельность пиренейских мастерских.

Сохранившиеся в Тулузе саркофаги V—VI вв. свидетельствуют о том, что на юге Галлии долго не забывалось и античное по своему происхождению искусство пластического изображения человеческой фигуры.

Много позднее, возродив это искусство, южная Галлия (Лангедок) стала одним из важнейших центров развития средневековой скульптуры.

Сохранившиеся памятники времени Меровингов немногочисленны и случайны. Пристальное внимание к ним со стороны археологов создало обширную литературу, посвященную этим частично перестроенным сооружениям, что несколько искажает перспективу общего развития, поскольку относительная сохранность памятника совсем не предполагает его первоначальной важности. То, что погибло, было, вероятно, для своего времени важнее того, что сохранилось: памятники, находившиеся в стороне от основной линии развития, редко подвергались перестройкам.

История возникновения первых христианских храмов в Галлии запутана и темна. Первым предание называет церковь в Иссуаре (Овернь), якобы освященную в 318 г. Больше о ней ничего неизвестно.

Одним из примеров перестройки языческих храмов в церкви служит десятигранный купольный храм Аполлона в Тулузе, при вестготах превращенный в хор церкви, к которому был пристроен небольшой неф. Благодаря золотому фону своих мозаик, эта церковь, разрушенная в XVIII в., была названа золотой — Дорада. Она представляла собой, вероятно, первую в Галлии комбинацию центрического сооружения и вытянутого в длину объема.

Франки, несомненно, застали в Галлии и несколько заново выстроенных крупных сооружений базиликального типа. Описанный Сидонием Аполлинарием собор в прежней столице Галлии — Лионе (450—470 гг.) напоминал раннехристианские базилики Рима не только наличием атрия (возможно, и трансепта), но и великолепием золочёного потолка. К тому же типу, очевидно, принадлежал и одновременный первый собор в Клермоне. Судя по описанию Григория Турского, это была трёхнефная базилика с колоннами, причем наличие трансепта предполагается и здесь. Существовали в то же время и более скромные, чаще всего тонкостенные однонефные церкви с единственной апсидой.

Едва ли не важнейшим храмом христианской Галлии V в. была базилика Сен Мартен в Туре, построенная около 470 г. Хотя и перестроенное в дальнейшем, это важное сооружение, несмотря на типичный для своего времени план трёхнефной базилики с трансептом, имело некоторые особенности, предвосхитившие будущее развитие архитектуры средневековой Франции. Здание, видимо, имело две башни, расположенные по продольной оси в западном конце и над серединой трансепта. Возникший таким образом силуэт, совершенно чуждый горизонтальным и замкнутым в себе базиликам раннехристианского Рима, был обусловлен чисто функциональными требованиями обороны входа в церковь, славную своим богатством, и нуждой в дополнительном источнике освещения, естественной на севере. Не найдя готовых решений в храмостроении раннехристианского Рима, строители Галлии и обратились к композиционным приемам, зародившимся в деревянном зодчестве германских племен, и прежде всего к приему сочетания прямоугольных объемов различной высоты.

Безвременье, господствовавшее в Галлии с конца VI в. на протяжении более двух с половиной столетий, приостановило дальнейшее развитие объемно-пространственной композиции, наметившейся в церкви Сен Мартен в Туре. Общий упадок строительного искусства Запада, которого не избежала и Италия VI—VIII вв., надолго парализовал собственные творческие искания и вызвал широкое проникновение в каменное зодчество Европы этого времени композиционных приемов передовой архитектуры Востока. Искаженные варварской интерпретацией и низким уровнем технического исполнения, эти приемы в Галлии Меровингов возобладали тем более, что здесь восточные традиции были еще свежи.

В турской базилике, подобно несколько более ранней церкви Сен Пьер во Вьенне, как предполагают, были предусмотрены, по восточной традиции, хоры над боковыми нефами.

Восточные влияния сказались и на центричности композиции таких дошедших до нас памятников времени Меровингов, как баптистерий в Венаске или более поздняя крипта в Гренобле. План трилистника или четырёхлистника (тетраконх) во всех его вариациях — это известный план перестроенного в начале VI в. восточного конца церкви Рождества в Вифлееме, план многих коптских церквей Египта. В Италии, помимо Сан Лоренцо в Милане, он представлен рядом римских кладбищенских часовен (Санта Симфороза, Сан Систо и др.).

Отен. Монастырская церковь, 589—600 гг. Реконструкция Везон. Собор,  конец VI в., XIII в.
3. Отен. Монастырская церковь, 589—600 гг. Реконструкция 4. Везон. Собор,  конец VI в., XIII в.

Другим примером, иллюстрирующим как инерцию восточных влияний, так и появление новых объёмно-пространственных построений, служит монастырская церковь, построенная между 589 и 600 г. в Отене (Бургундия) и также посвящённая св. Мартину (рис. 3). Предполагают, что и эта базилика, напоминавшая греко-сирийские, имела в отличие от них многоярусную башню, освещавшую алтарное пространство.

На аналогичную композицию указывают также дошедшие до нас стены и три апсиды собора в Везоне (рис. 4), построенного в конце VI в. и перестроенного в XIII в. Его центральная апсида имела снаружи прямоугольный план.

Роменмстье. Развитие плана церкви в VI—VIII вв.
5. Роменмстье. Развитие плана церкви в VI—VIII вв.
Анжер. Часовня Сен Мартен, 2-я половина VII в.
6. Анжер. Часовня Сен Мартен, 2-я половина VII в.

Известный археологический интерес представляет часовня (ораторий) Сен Мартен в Анжере (рис. 6), предшествовавшая существующим остаткам церкви IX—X вв. и возникшая во второй половине VII в. на фундаментах более ранней кладбищенской часовни, в свою очередь построенной на основаниях разрушенного римского здания. Хотя это незначительное сооружение и не могло иметь серьезного генетического значения, его план свидетельствует о крайне низком уровне строительного искусства времени Меровингов.

В небольших церквах, последовательно сменявших одна другую в VI—VIII вв. на участке монастыря Роменмотье (Швейцария; рис. 5), однотипные пристройки расположены симметрично с обеих сторон, что создает иллюзию трансепта и приближает очертание плана к форме латинского креста. Та же планировка наблюдается и в англосаксонской церкви в Рекульвере (VII в.). Функционально эти пристройки не являются подлинными трансептами, возникновение и развитие которых было вызвано совсем иными пространственными задачами. Композиционно они также отличаются от непрерывного трансепта, пересекающего в поперечном направлении неф и создающего, таким образом, отчетливо выявленное центральное пространство средокрестия. При планах с очертанием латинского креста увенчивающая средокрестие башня-фонарь вносит в объемную композицию элемент центричности.

На западе Европы пространственная организация здания средневековой церкви с его функционально оправданным трансептом, предназначавшимся для клира, отличалась как от ранних базилик, так и от храмов восточного типа. Но она установилась только со временем, в связи с появлением некоторых особенностей католического культа, а также в результате того привилегированного положения, которое в VIII— X вв. в качестве «первого сословия» заняло духовенство и прежде всего монашество. Что же касается времени Меровингов, то в истории материальной и духовной культуры Галлии оно отмечено скорее использованием прошлого и чужого, чем созданием нового и своего. В архитектуре это было временем спорадического строительства, преимущественно в городах, которые самым ходом экономического развития в условиях начавшейся феодализации и господства натурального хозяйства были обречены на угасание.

Время господства Меровингов, при которых франки предпочитали буйную праздность жизни в городах хозяйственным хлопотам в деревне, неслучайно отмечено расстройством экономики и управления. В конце концов беспрерывные распри, разорявшие страну в VI—VII вв., привели к параличу королевской власти. Только Карлу Мартеллу (715—741 гг.) удалось вернуть к повиновению отложившиеся было области и разбить арабов (732 г.), которые ещё в 720 г. при поддержке мятежных правителей Юга вторглись в страну из Испании, угрожая всему югу Европы. Военные успехи в сочетании с успешной администрацией закрепили власть за Карлом Мартеллом, сделавшимся после смерти последнего Меровинга некоронованным королём вновь объединённого государства франков. В 751 г. его сын и преемник Пипин Короткий был провозглашён королём на собрании предводителей франков в Суассоне.

Войны, которые пришлось вести Пипину Короткому, были успешно завершены его сыном Карлом Великим (768—814 гг.). При торжественной коронации в Риме (800 г.) Карл принял титул императора, и разношёрстный варварский мир оказался собранным в феодальную империю, связанную лишь общностью самого процесса феодализации.

Центростремительные силы феодального мира, несмотря на тесный союз короны и церкви, плохо уравновешивали центробежные силы, заложенные в самой природе феодализма, и целостность рыхлой империи Карла полностью зависела от эффективности его администрации. Тем не менее это была первая попытка объединения варварского мира в условиях возникавшей в процессе феодализации новой, синтетической цивилизации, в которой материальное и духовное наследие античного мира сочеталось с пережитками варварской культуры. Цивилизация эта с течением времени достигла своего расцвета в средневековых городах, но зародилась она в бесчисленных поместьях, селах и монастырях империи Каролингов.

Именно там камень за камнем закладывался фундамент новой общественной жизни Западной Европы, для которой эпоха Каролингов была не столько средними веками, сколько началом её истории.

Добавить комментарий

CAPTCHA
Этот вопрос задается для предотвращения попыток автоматической регистрации