...В Успенском соборе Московского Кремля наряду с многочисленными произведениями живописи хранится один из лучших памятников резного искусства — деревянное «Царское место» («Мономахов трон») Ивана Грозного, изготовленное московскими мастерами в 1551 году.

Вглядитесь в рельефные композиции «Царского места», воспроизведенные во вступительной части этого альбома. С романтической одухотворенностью повествуют они о различных исторических событиях — приеме заморских послов, совете великого князя киевского с боярами, о вручении Владимиру Мономаху византийских императорских регалий. Здесь и сборы русского войска в поход, и сцена жестокой битвы, как бы иллюстрирующая знаменитое «Слово о полку Игореве»:

«С раннего утра до вечера, с вечера до света летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья булатные в поле незнаемом, среди земли Половецкой. Черна земля под копытами костьми была посеяна, а кровью полита, горем взошли они по Русской земле!»

Различные сюжеты соединяет важная патриотическая идея. Вся их тематика призвана была подчеркнуть необходимость объединения русских земель вокруг Москвы с целью создания единого, сильного централизованного государства.

Московские мастера, сумев отойти от строгих канонов иконографии, дали волю своему воображению, черпая вдохновение в народном искусстве. Все сцены отличаются точностью деталей, естественностью движений, выразительностью фигур; композиции просты и благородны. Реалистичные, далекие от всякой религиозной мистики (хотя и находились в главном храме Московского государства), деревянные рельефы «Царского места» Ивана Грозного свидетельствуют о высоком искусстве русских мастеров, из поколения в поколение передававших замечательные традиции народного творчества, в котором художественная обработка дерева занимала особое место.

На Руси, в стране бескрайних лесов, дерево всегда было самым изведанным материалом. Одним лишь топором мастера изготовляли предметы домашнего и хозяйственного обихода, украшенные искусной резьбой, рубили избы, терема, соборы.

Русская деревянная резьба восходит к искусству восточных славян, селившихся в 1 тысячелетии н.э. по берегам Днепра, Волги, Дона, озера Ильмень. По свидетельству летописи, стены славянских святилищ были богато украшены деревянными изображениями людей, птиц и зверей, представленных так верно и так естественно, что, казалось, они дышали и жили. В русском искусстве влияние славянской языческой образности ощущалось на протяжении многих последующих столетий.

В Поволжье, одной из крупнейших областей художественной обработки дерева, родилась знаменитая «корабельная» резьба, состоявшая из растительного орнамента и рельефных изображений различных фигур и украшавшая поначалу барки, струги, расшивы и другие волжские суда. Постепенно вытеснив более скромный геометрический орнамент, она сплошным ковром покрыла ворота, крыльца, столбы, свесы кровель, наличники окон поволжских деревенских домов. Точно на вышитых полотенцах, разметались по резным доскам затейливые узоры из сочных вьющихся стеблей, листьев, цветов. И среди этого цветения то тут, то там, будто в сказке наяву, расположились фантастические птицы-сирины, добродушные львы с пышными гривами и цветками на хвосте, удивительные женские фигуры с рыбьими хвостами, цапли с повернутыми назад головами и виноградными гроздьями в клювах.

Искусство деревянной резьбы пользовалось большой популярностью и в Новгороде Великом. Новгородцев часто называли «плотниками» — так славились на Руси их деревянные храмы, резные столбы, сани, челны, гигантские трубы из дубовых бревен, впервые примененные как водоотводы. В конце Х века новгородские мастера-древоделы возвели огромный Софийский собор с тринадцатью главами.

Входившие в течение долгого времени в состав Новгородской республики северные земли с их неисчислимыми лесными богатствами продолжили традиции искусства Великого Новгорода. Наиболее ярко плотничье искусство Русского Севера проявилось в древнем зодчестве. Рубленные из огромных бревен, увенчанные шатрами или многочисленными главками, северные храмы отличались четкими линиями, могучими, монументальными формами и вместе с тем живописной, предельно выразительной композицией. Такова, например, широко известная двадцатидвухглавая церковь Преображения в Кижах, вошедшая в золотой фонд мирового искусства.
Особый, удивительный мир открывает нам пермская деревянная скульптура. Совершенно невиданным и совершенно потрясающим явлением назвал ее первый Народный комиссар просвещения Советской России Анатолий Луначарский. В пермской скульптуре воплотилась вся глубина человеческих чувств, думы народа о жизни, его извечная мечта о справедливости и счастье.

Замечательное мастерство умельцев-древоделов, их способность увидеть и отобразить в материале основное, главное, претворить реально существующую форму в полноценный художественный образ наиболее полно выявилось при изготовлении предметов и изделий крестьянского домашнего обихода. Народный художник всегда хорошо чувствовал материал, понимал его пластические свойства. Вырезая изделие, он тщательно оберегал поверхность, а оживляющий форму орнамент всегда располагал в строгом соответствии с фактурой дерева, естественным строением древесины.

Придавая своим изделиям сходство с птицами или ладьями, мастер не копирует натуральные формы. Его прежде всего заботит практическое назначение предмета. Однако главная ценность этих изделий, конечно, не в их целесообразности. Главное заключалось в том, что любая вещь, будь то кубок, чаша, скворечник или лавка, в руках народного скульптора становилась подлинным произведением искусства, становилась прекрасной.

Народные представления о прекрасном пронизывали собою все древнерусское искусство, в том числе и боярско-княжеское, так как создателями его были те же мастера из народа. Но мы, конечно, должны учитывать, что в феодальных кругах искусство принимало более сложный, «ученый» характер, а в кризисные периоды даже отдалялось от народных основ. В лучших же произведениях оба эти пласта переплетались, образуя то, что Белинский называл «мужественностью сознания» ...

***

... Шел XI век. Киевское государство, преодолев братоубийственные усобицы князей и успешно отразив набеги степных кочевников, вступает в пору небывалого политического могущества, экономического и культурного расцвета. Оно поддерживает дипломатические и культурные отношения со многими государствами Западной Европы и Востока. Русских купцов тогда можно было встретить в Англии и Германии, Польше и Чехии, в городах Арабского халифата. Иностранные путешественники, посетившие Киевскую Русь, не жалели похвал, рассказывая о ее городах, храмах, изделиях ремесла.

В X—XI веках на Руси строятся первые каменные сооружения. Отразившие вековые навыки многих поколений мастеров, они вместе с тем явственно свидетельствуют о новых представлениях — об обществе, человеке, основах мироздания. Огромные, богато украшенные мозаиками и фресками, роскошными тканями, золотыми и серебряными сосудами, затейливыми светильниками, Софийские соборы Киева и Новгорода, Георгиевский собор Юрьева монастыря и другие каменные храмы Руси до сих пор вызывают удивление величием замысла, грандиозностью масштабов, мастерством исполнения.

Каждый древнерусский храм рассматривался его создателями как своего рода образ мироздания, образ Вселенной. Этому назначению полностью отвечает облик Софийского собора в Киеве.

Единый трепетный ритм пронизывает здание древнерусского храма. Простейшие формы, развиваясь и все более усложняясь кверху, завершаются сложными объемами глав, а над ними, венчая всю композицию, высится большой купол — все подчиняется строгой, торжественной иерархии. Внутреннее пространство храмов следует тому же принципу: мелкие элементы и членения постепенно увеличиваются в размере, над небольшими сводами поднимаются более значительные. Столбы и колонны, галереи, подпружные арки теснятся и громоздятся вокруг, составляя с разных точек все новые и новые живописные сочетания. Архитектура целиком поглощает внимание человека, оказывает на него мощное эмоциональное воздействие.

Способствуют этому и мозаики, фрески, сплошным ковром покрывающие внутренние поверхности соборов. Они отличаются исключительным цветовым богатством, четкостью линий, простотой и монументальностью форм, хорошо сочетаются с архитектурными конструкциями, легко смотрятся с больших расстояний.

Древнерусская монументальная живопись, как и все искусство той эпохи, должна была следовать жестким правилам, отвечавшим идейной и эстетической сущности средневекового мировоззрения. Однако вопреки строгим предписаниям и условностям за религиозными сюжетами нередко угадываются события реальной жизни. Вышедшие из народа, связанные с ним неразрывными узами, художники отражают характерные черты эпохи, духовную жизнь, переживания, чаяния людей. В искусство нередко проникают и отзвуки социальных конфликтов.

Храмы Древней Руси, помимо своего религиозного назначения, были крупными общественными сооружениями. В них устраивались пышные приемы иностранных послов, совершались торжественные обряды посажения на престол князей, празднества по случаю военных побед.

В Новгороде возле Софийского собора собиралось городское вече. Здание так прочно было связано с жизнью народа, что многие века служило символом величия и независимости старейшей русской феодальной республики — с боевым кличем «Умрем за святую Софию!» новгородские воины шли на бой с врагом. В самом облике собора отразились характер и нравы мужественных жителей Новгорода. Архитектурный образ Софийского собора обладал всепокоряющей силой воздействия. Крупные, обобщенные формы, кладка стен из огромных, грубо отесанных камней, строгая соразмерность пропорций и сдержанность декора подчеркивали его эпическую мощь и своеобразную суровую красоту.

Построенный в начале XII века Георгиевский собор Юрьева монастыря своими крупными размерами и смелыми вытянутыми пропорциями очень напоминает Софийский собор, но значительно отличается от последнего по планировке и общей композиции. Суровая простота объемов, кристаллическая ясность форм, единство и цельность внутреннего пространства — эти черты, словно в подтверждение тому, что собор назван именем Георгия- воителя, придают зданию характер могучего, несокрушимого монолита. В то же время пластичность стен, их неодолимое стремление ввысь отражает гордое сознание жизнеутверждающего начала, захватывающего и возвышающего человека.

Менее восьмидесяти лет отделяют от возведения Георгиевского собора строительство другой всемирно известной постройки Новгорода — церкви Спаса-Нередицы. Но как не похож этот небольшой одноглавый храм на грандиозные сооружения Великого Новгорода начала XII века. Стены Спаса-Нередицы непомерно толсты, слегка неправильны, линии лишены геометрической точности, кладка несколько грубовата — на всем лежит отпечаток вкусов демократических слоев населения города. Доведенный до предела лаконизм архитектурного образа и черты суровой мужественной простоты Спаса-Нередицы будут положены в основу всего новгородского и псковского зодчества последующих столетий.

В отличие от Новгорода строительство в городах Владимиро-Суздальского княжества носило характер парадный, изысканный. Величественные сооружения, возведенные здесь во второй половине ХН века, в период феодальной раздробленности, отразили в своем облике объединительные усилия князей Владимиро-Суздальской земли. Возвышавшиеся на холмах городские стены Владимира, торжественные Золотые ворота, широкие, мощенные камнем площади, белокаменные дворцы и храмы, золото куполов, богатство росписей и резьбы, роскошь дорогих тканей и утвари должны были внушать уважение к владимирскому князю, веру в его способность сплотить распадавшуюся в кровавых усобицах Русь. И если прежде храмы были тесно связаны с жизнью отдельных городов, то теперь Успенскому собору Владимира отводится роль главного храма всей страны.

Собор поражал современников красотой и богатством, изысканность архитектурных форм сочеталась в нем с пышностью убранства. Фасады украшены каменной резьбой, золоченой медью и фресками, обширное внутреннее пространство сверкает от блеска драгоценных камней, золота и цветной майолики, стройные столбы несут высокие своды, над которыми в свете двенадцати окон легко парит огромная чаша купола. Сильное художественное воздействие Успенского собора, который, по свидетельству летописца, был «измечтан всею хитростью», доступной человеку, определялось не только изяществом линий и безупречной точностью деталей, гармоничностью и тонким соотношением пропорций, но и активной ролью здания в пейзаже, умелым расположением его на местности. Поставленный на высоком откосе у реки Клязьмы, Успенский собор гордо возвышается над всем городом, а его величавая, сияющая золотом глава видна отовсюду, даже с далеких холмистых полей.

Русских зодчих всегда отличало глубокое понимание гармонической связи архитектуры и пейзажа, умение учитывать в строительстве условия рельефа местности. На суровом Севере, с его раздольем лесов и спокойных, задумчивых озер, рубились крепкие срубы и многоглавые храмы, похожие по силуэту на вековые могучие ели. В равнинном просторе среднерусской полосы белокаменные, увенчанные золотыми главами, стройные и изысканные сооружения, поставленные среди перелесков белоствольных берез, на излучинах рек или возвышенностях, где они, отчетливо выделяясь на фоне неба, были видны с очень далеких расстояний, утверждали нерасторжимую связь и единство бескрайних русских земель.

Церковь Покрова на реке Нерль близ Владимира — одно из самых поэтических созданий древнерусского зодчества. Она стоит на небольшом холме при впадении Нерли в Клязьму. Вокруг раскинулись цветущие просторные луга, ослепительно-белое отражение храма сияет в тихой воде среди кувшинок и лилий, здание неотделимо от природы, живет вместе с ней. Основной элемент сооружения — арка на двух тонких колоннах — используется в различных сочетаниях и размерах; это придает зданию исключительное единство. Удлиненные вертикали членений подчеркивают его стройность и изящество. В результате рождается полный очарования образ, в котором возвышенность и одухотворенность удивительно тонко сочетаются с ощущением радости земной жизни.

В 1194—1197 годах во Владимире возводится здание Дмитриевского собора, которое завершило период интенсивного строительства второй половины XII века. По своему общему характеру Дмитриевский собор с его горизонтальным аркадным членением посередине стен и тремя апсидами не отличается от обычного одноглавого храма владимиро-суздальского типа. Его фасады делятся на три части стройными лопатками с полуколонкой, над полукружиями стен (закомарами) высится изящный барабан, увенчанный золотой шлемовидной главой. Замечательная особенность собора — его резное убранство, сплошным белокаменным ковром покрывающее верхние части стен, от междуярусного пояса до барабана купола. Наряду с библейскими сценами и фигурами христианских святых в рельефах Дмитриевского собора изображены львы, птицы и олени, женские лица и различные фантастические существа. Здесь мы вновь встречаемся со своеобразным миром образов и чувств, идущим еще от славянской языческой мифологии, который, ярко отразившись в народной резьбе по дереву, перешел затем в каменный декор.

Создатели дмитриевских рельефов, владимирские мастера, несмотря на церковные запреты, образно и поэтично выразили свое отношение к жизни, свои вкусы выходцев из народа, свое понимание мироустройства.

Строительство Дмитриевского собора подвело итог блистательному творчеству владимирских зодчих XII века. Они и в начале XIII века создали ряд архитектурных шедевров. Но нахлынувшая вскоре на Русь страшная волна татаро-монгольского нашествия, жестоко разрушив на своем пути многие города, и в их числе Владимир, надолго затормозила развитие русской государственности и культуры ...

***

... Даже в трудные времена поражений и татаро-монгольского ига не оставлял русский народ надежды на свое освобождение, не терял веры в лучшее будущее. Завоеватели, растоптав цветущую культуру Руси, все же не смогли полностью остановить ее дальнейшее развитие.

Великий Новгород, до которого не докатилась волна нашествия, наиболее полно сохранил памятники и художественные традиции древней русской культуры. После некоторого затишья в строительстве уже к 1292 году возводится одна из лучших новгородских построек — церковь Николы на Липне, а в XIV веке — церкви Федора Стратилата, Спаса в Ковалеве, Успения в Болотове, Спаса на Ильине. Эти сооружения, сочетавшие в себе прежние композиционные и технические приемы, конструктивную простоту, мягкую пластичность с новыми тенденциями — к прямоскатному покрытию, к яркой декоративности, стали классическими образцами для всего новгородского зодчества последующих столетий.

К началу XIV века на Руси восстанавливаются многие старые города, появляются и новые крупные центры, среди которых на первом месте стоят Москва и Тверь.

Произведения литературы и фольклора той поры целиком посвящаются событиям татаро-монгольского нашествия. С глубокой скорбью повествуя о поражении русского войска, разрушении городов, полонении русских людей, летописные повести и сказания с гордостью описывают стойкость и мужество русских воинов, предпочитавших гибель в бою позорному плену, напоминают о славном прошлом родной земли, призывают к объединению всех сил для разгрома врага.

В живописи, монументальной резьбе, художественном шитье этот период отмечен пристальным интересом к внутреннему миру человека, к его чувствам и переживаниям. В образном решении библейских сюжетов отчетливо проступает желание запечатлеть современные, горячо и остро волнующие людей события, в изображениях святых подчеркиваются их индивидуальные, человеческие особенности. Так, в облике Параскевы-Пятницы, которая известна обычно как покровительница женщин и домашних дел, теперь отражается огромная душевная напряженность, страдание, решимость и воля — черты простой русской женщины времен татаро-монгольского ига, непокоренной, носящей в себе залог грядущего освобождения. Героическую тему выражают наиболее чтимые народом архангел Михаил, огненный ангел с мечом в руке, как боевое знамя воодушевлявший народ на ратные подвиги, и защитник земли русской Георгий Змееборец — смелый воин в сказочных доспехах на белом коне.

Живописца в монашеской келье,
Видно, мучили странные сны,
Если он не ушел от похмелья Забродившей в душе старины ...
И возник перед ним, как виденье,
Этот всадник на голой стене,
Уносящийся вихрем в сраженье,
Со стрелою, застрявшей в броне.
Он схватил свои кисти в восторге,
Чтоб навеки тот миг удержать,
Словно некогда сам, как Георгий,
Вел на недругов русскую рать ...
Он писал — не для тьмы и покоя,
Не для нимбов и ангельских крыш, —
Он в отважное сердце героя Неуемную страсть перелил.
И летит его всадник крылатый 
Всех архангелов краше стократ,
Принимая на светлые латы 
Бурной жизни победный закат ...

Именно в этот период приезжает в Новгород Феофан Грек, художник из Византии, чей могучий талант раскрывается на Руси во всю ширь. Новое время властно входит в живопись Феофана Грека, его творения отмечены печатью неукротимого борения страстей, активной и деятельной мысли. Пророки и праотцы его фресок изображены не в идиллическом, пассивном созерцании и отрешенном спокойствии, мы видим их в ореоле страдания и борьбы. Но этот экстракт трагического не только вел к глубоким, порой мучительным раздумьям и переживаниям, он звал к активному действию во имя истины и гармонии. Именно в этом пафос феофанова гуманизма. Художник вновь и вновь утверждает гордого и сильного человека. Он пишет широко, свободно и живо, размашистыми, уверенными мазками, подчеркивающими свободу и непринужденность жестов; пишет почти одним цветом, одновременно плотным и прозрачным, который взрывается яркими бликами на темных, суровых ликах, горит в белках глаз, усиливая внутреннее движение, изменчивость, неистовую и яростную экспрессию этих титанических фигур.

В 1380 году на Куликовом поле произошла решительная битва русских полков с татарами, закончившаяся разгромом Золотой Орды. Победившая чужеземцев, изгнавшая их за свои пределы, поднимается из пепла Русь. И XV век, начавшийся в пламени борьбы за освобождение и объединение всей страны, проходит под знаком возрождения Руси, небывалого подъема общественной жизни, бурного расцвета творческих сил народа, осознавшего свое национальное величие и уверенного в своем будущем, неутомимого строителя, неизменно утверждавшего вечную истину, простую и мудрую, как сама природа: Деяние! Вот главное в жизни человека.

Трудом замечательных русских мастеров растет на семи холмах у реки Москвы новый город, белокаменный, златоглавый, обнесенный могучими стенами, — столица новой великой державы. Привлеченные небывалым размахом строительства, сюда приезжают лучшие зодчие и художники из Пскова и Новгорода, Твери и Владимира. Переезжает в Москву и Феофан Грек, здесь он продолжает свое творчество, все пронизанное суровым, полным трагического напряжения гуманизмом. Но вскоре иное мироощущение, новые понятия и чувства приходят на смену трагической теме, начатой страстной кистью Феофана Грека ...

Андрей Рублев, младший современник Феофана, со всей теплотой своего сердца обращается к сути человеческого бытия, воспевает красоту человека, его благородство, его возвышенные помыслы. Произведения Рублева отличают совершенное живописное мастерство, искусное владение композиционными приемами, богатство и сложность колорита, глубина и тонкость духовного содержания.

Лучшее творение Рублева, ясная, гармоничная, музыкально-певучая «Троица» вся словно соткана из света, мечты и радости. Устойчивая круговая композиция «Троицы», пластичность и мягкость фигур рождают ощущение мира, покоя, тишины и гармонии. Но плавный и в то же время трепетный ритм линий как бы говорит о вечном движении, об изменчивости жизни. Особым очарованием юношеской свежести веет от трех персонажей иконы, прекрасных своим возвышенно-духовным совершенством. Они погружены в состояние глубокой задумчивости, но чувства их активны и вдохновенны. Раскрытию глубокого содержания способствует богатство красок, яркий, живописный колорит. Характеру каждого персонажа отвечает определенный цвет, гармония цвета чарует глаз, чистые лучезарные тона звучат во всю мощь, как торжественный хорал радости и счастья. Все в «Троице» выражает одну мысль, все в ней подчинено одной идее: Нет ничего прекраснее человека, нет ничего выше служения человеку.

Еще один титан русской живописи, Дионисий, во многом продолжает благотворные традиции Андрея Рублева. Однако он очень далек и от земной жизни с ее страстями и переживаниями, и от проникновенной человечности рублевских образов. В основе его творчества лежит более сложная образность, питающаяся тысячелетними славянскими идеалами.

Одна из вершин искусства Древней Руси — роспись Ферапонтова монастыря, исполненная Дионисием и его сыновьями Владимиром и Феодосием. Фрески будто пронизаны светом, действие плавно переходит с одной поверхности на другую. Мягкие замедленные движения, спокойные, ласковые взгляды подчеркивают умиротворенность образов. Многочисленные жанровые сцены, шествия, поклонения связаны между собой единством колористического и композиционного замысла. Фигуры праведников и святых, непомерно удлиненные, изысканные и невесомые, трактуются настолько плоскостно, что они словно парят в голубом пространстве. Этим создается впечатление особой одухотворенности образов, их отчужденности всему земному и материальному; изображенное приобретает значительность вневременных событий.

Чрезвычайно богата палитра ферапонтовой росписи. Аккорды сверкающих нежно-голубых и горячих, солнечных, золотисто-охристых тонов еще более усиливают настроение торжественности, праздничной приподнятости всего происходящего. Небесная лазурь фона словно раздвигает стены, расширяет пространство храма, делает его необъятным. Здесь все возвышенно, благородно, излучает спокойствие и уверенность, все выражает гармонию, мудрость, духовное и физическое совершенство, доброту. И главное, всепоглощающую страсть, венец всему — любовь к жизни, природе, изумление перед красотой и гармонией мироздания.